«Санитары следили за тем, чтобы мы не начали жаловаться и говорить лишнего»: пациентка Красноярского психоневрологического диспансера № 1 о лечении в учреждении

«От тюрьмы и от сумы не зарекайся», — гласит народная поговорка. Однако в современном обществе, наводнённом огромными потоками информации и не лишённого проблем, сложно уберечься и от другой беды — психических расстройств. Мы поговорили с Ксенией Мелешко, бывшей пациенткой Красноярского психоневрологического диспансера №1, чтобы выяснить условия содержания и лечения в стационаре для душевнобольных. Ксения попросила нас не скрывать её имя в материале, чтобы люди не сомневались в подлинности её истории.

Ксюша, расскажи, какой у тебя диагноз и когда ты его получила?

У меня пограничное расстройство личности. Я получила его позапрошлой зимой в красноярском краевом психоневрологическом диспансере № 1, расположенном по адресу ул. Академика Курчатова, 14.

Так как тема психических расстройств в обществе обросла массой предрассудков и мифов, я хочу уточнить, представляет ли этот диагноз опасность для общества, или с ним можно жить и работать, не угрожая жизни и здоровью других людей?

Дело в том, что диагноз влияет на психику каждого по-разному, и я не знаю, как пограничное расстройство может проявляться у других людей. Я, например, в обострённом состоянии могу нанести лишь эмоциональный вред, но, как правило, сохраняю адекватность. Я максимум могу испугать какого-то человека своей истерикой или странной реакцией на что-то. Так что серьёзной угрозы для общества я вряд ли представляю.

Тогда почему тебя забрали в стационар?

Часто в стационар забирают людей, находящихся в состоянии высокого суицидального риска. Санитары не имеют права не забрать человека в диспансер, если он угрожает свести счёты с жизнью. Я не оказалась исключением: у меня была истерика, переросшая в попытку совершить самоубийство. Я кричала в пустоту три часа кряду, а потом попыталась выброситься из окна. Меня задержали родители. Они же и вызвали санитаров.  Других вариантов просто не оставалось: меня никак нельзя было успокоить. Это был приступ отчаяния. А вот при каких обстоятельствах забирают людей с более тяжелыми заболеваниями, я не знаю.

Но как показало общение с девочками оттуда — в основном это попытка суицида.

Как к тебе относились санитары, когда забирали тебя из дома на лечение?

Были совершенно разные санитары: какие-то проявляли участие, спрашивали о самочувствии и старались как-то поддержать; но были и жестокие люди, которые не проникались сочувствием к пациентам и на простую просьбу могли очень грубо прогнать. Я очень старалась вести себя сдержанно, потому что сразу поняла в какое место попала, поэтому слишком грубого отношения к себе не получала. Но были девочки, которым стоило немного ослушаться или сказать что-то наперекор, и их клали на вязки. Порой даже без матраса и лицом вниз. А на просьбы отпустить в туалет санитары смеялись и говорили ходить под себя.

Можешь коротко объяснить, что такое «вязки» для людей, которые никогда не бывали в психоневрологических диспансерах?

Тебя привязывают к кровати за ноги и за руки на неопределённое время.

Лицом вниз или вверх?

По-разному: как правило, вверх, но, если кто-то повёл себя слишком неадекватно — лицом вниз. Могли привязывать на всю ночь.

Разве можно пытать людей, которым нужны лечение и уход, «вязками» и запретом на посещение туалета?

Я считаю, что это абсолютно бессмысленно и негуманно.

Права человека не позволяют совершать подобное даже с буйными больными, которые нападают на санитаров и других больных: им должны поставить транквилизаторы и изолировать. Но неужели такое наказание можно было получить даже за слова?

Да. Санитары клали на вязки при любых непонятных обстоятельствах.

Вели ли себя санитары грубо при твоих родителях, когда приехали на вызов?

Нет. Более того, когда нам давали 5 минут на звонки, санитары следили за тем, чтобы мы не начали жаловаться и говорить лишнего. Контролировали каждое слово. Если видели, что мы пишем сообщения, их потом читали. А если мы начинали плакать в трубку, нам назначали вязки и тяжёлые транквилизаторы и запрещали звонить на какой-то срок.

Вы пытались говорить им о том, что они нарушают Статью 23 Конституции РФ и их можно привлечь к уголовной ответственности по 138 статье УК РФ («Нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений»)?

Нет. Мы не знали об этом. Но я уверена, что, если бы мы сказали об этом, нас бы просто проигнорировали. Там людей никогда не воспринимают всерьёз и самый частый ответ — это игнорирование. Либо наказание.

Можно ли было кому-то пожаловаться?

Иногда мы жаловались врачам, но в конечном счёте это мало что меняло.

А можно было отказаться от такого «лечения»?

Нет.

Лечение происходит принудительно. Даже если ты попал туда по собственному желанию и буквально сам приехал в диспансер, тебе не скажут сколько будет длиться лечение. И даже если ты передумаешь и скажешь, что тебе пора домой, тебя будут игнорировать. А если начнётся истерика от невыносимости происходящего — всё пойдёт по старому сценарию: вязки, транквилизаторы, капельницы.

Всё это обговорено в договоре об оказании медицинских услуг?

Если честно, я не знаю. Все бумаги подписывала моя мама как опекающее лицо. Потому что я была в неадекватном состоянии.

Некоторые девочки, с которыми я также говорил об их опыте лечения в стационаре на Курчатова, говорили, что их заставляли мыть полы, готовить еду на всех и выполнять другие обязанности, которые должен выполнять персонал. Это называли «трудотерапией». Если они отказывались, им угрожали вязками или инъекцией сильнодействующим транквилизатором. Например, галоперидолом. Действительно ли диспансер на Курчатова экономит на сотрудниках, используя больных как рабочую силу?

Да, все это правда. За исключением приготовления еды. Потому что еду готовят в пищеблоке повара. Нашей работой было носить эту еду до отделений. Не исключено, что мне просто не доводилось наблюдать за подобным. Девочки, которые лежали там долго часто накрывали на стол. Но чаще всего это была их собственная инициатива. Потому что занятий там было крайне мало. Я тоже накрывала на стол последнюю неделю моего пребывания там.

А чем вы там обычно занимались?

Чаще всего разговаривали и пытались как-то друг друга поддержать. После подъема спать и в принципе лежать в палате было запрещено. Поэтому мы все сидели в столовой и занимали себя чем-то. Часто рисовали. Кто-то даже спал на полу под сильнодействующими препаратами.

Спящих наказывали?

На моей памяти такого не было. Могли прикрикнуть, разбудить. Но за сон, к счастью, никаких санкций не налагалось. По крайней мере, в период моего пребывания там.

Получается, вам запрещали спать после подъема, но давали транквилизаторы, вызывающие сонливость?

Именно. Правда, у нас был сон час.

Во сколько?

Если честно, я не помню. Возможно, где-то в 2 часа дня.

Хватало ли его, вместе с ночным сном, чтобы выспаться и хорошо себя чувствовать? Иными словами, чтобы идти на поправку?

Мне хватало. Потому что у меня очень адаптивный организм. Но некоторым девочкам было очень плохо.

Естественно, те препараты, которые нам давали, вызывали постоянную сонливость. И если под их воздействием возможно было хоть как-то сидеть, рисовать и разговаривать, то ходить на пищеблок 4 этажа вниз, а потом наверх вместе с тяжелыми контейнерами с едой, в гололёд, в тяжёлых шубах, поддерживая бабушек под руку, было просто невыносимо. Мы часто падали.

А насколько свободно там можно было проявлять эмоции? Конечно, под транквилизаторами трудно вообще что-либо проявлять. Но всё-таки: что считали адекватным, а за что могли наказать?

Неадекватным считали буквально всё: нельзя плакать, нельзя ругаться, нельзя выражать недовольство, нельзя злиться, нельзя громко смеяться, нельзя быть «слишком радостным». К слову, мне отсрочили выписку на неделю с лишним из-за того, что я была «слишком радостная». Иными словами, в пределах нормы было одно безразличие — отсутствие каких-либо эмоций.

Это отвратительно. Человек — не собака Павлова. Я думаю, что из такого места хочется сбежать. У тебя возникали мысли о побеге?

Конечно. У всех девочек возникали. Кто-то даже строил план. Но это оказалось невозможным. Не стоит даже пытаться. Даже если получится, тебя скоро найдут и вернут с продлением принудительного лечения. Так что проще перетерпеть и покинуть это место «по-хорошему».

Сколько времени ты находилась в диспансере, когда у тебя впервые возникло желание уйти?

Я находилась в диспансере около двух месяцев. Мысли начали возникать в первые же дни. После первой ночи там, проснувшись, я изо всех сил надеялась, что это сон.

Спустя два месяца тебя выписали?

Да. Я проходила лечение с декабря 2020 по февраль 2021 года.

Как санитары и девочки, которые оставались там на лечение, реагировали на то, что тебя выписали?

Все были рады за меня и желали мне больше никогда туда не возвращаться. Включая санитаров.

Как ты думаешь, проведённое там время пошло тебе на пользу или усугубило твоё психическое расстройство?

Сложно сказать. Однозначного ответа нет. С одной стороны, диспансер усугубил мою тревожность: когда долго находишься в такой нездоровой атмосфере, ментальное здоровье страдает и в голове навсегда отпечатываются страшные события. Но с другой стороны, в таких местах начинаешь ценить свою жизнь. Жизнь «на воле». Ведь это на самом деле можно сравнить с тюрьмой.

Что же касается моего заболевания, мне так и не смогли подобрать подходящие препараты. А о психотерапии нет и речи: мы как пациенты заговаривали о проблемах только друг с другом.

Зато мне наконец смогли поставить верный диагноз.

Что бы ты посоветовала людям, которые могут попасть в такую же беду, как и ты, и их близким?

Я искренне надеюсь, что людям, которые могут попасть туда, не придётся переживать то, что переживают пациенты психоневрологических диспансеров сейчас. Я надеюсь, что к процедурам лечения добавят психотерапию. Что с больными будут разговаривать и лечить, а не калечить. Что поведение санитаров будут контролировать, а условия пребывания улучшатся.

Но до тех пор, пока условия там не изменятся, людям, которые окажутся в диспансере на Курчатова, я посоветую постараться взять от этого места всё то небольшое конструктивное, что возможно: переосмыслить свою жизнь, стараться не впадать в отчаяние и рассказывать врачам обо всех переживаниях и симптомах, которые беспокоят. Только в таком случае из этого места получится взять пользу, а не только болезненный опыт.

Ну а близким больных советую подобрать для лечения своих родственников платные учреждения. А если всё-таки кто-то из ваших родных попал в подобное место — постарайтесь забрать его оттуда.

Василий МЕДВЕДЕВ

Фото: Личный архив Ксении Мелешко, 2gis.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.